Для Казахстана укрепление уже существовавших ранее связей на постсоветском пространстве и создание новых является жизненно важной необходимостью. При этом создание Евразийского экономического союза (ЕЭС) есть не что иное, как новый этап в развитии нашего государства. Причем Казахстан в этом образовании должен занимать очень активную и ответственную позицию

Алматы. 2 июня. КазТАГ — Асхат Ахметбеков. Для Казахстана укрепление уже существовавших ранее связей на постсоветском пространстве и создание новых является жизненно важной необходимостью. При этом создание Евразийского экономического союза (ЕЭС) есть не что иное, как новый этап в развитии нашего государства. Причем Казахстан в этом образовании должен занимать очень активную и ответственную позицию. Такое мнение в интервью агентству КазТАГ высказал доктор экономических наук, профессор, директор научно-исследовательского института инновационной экономики Магбат Спанов.

***

— Магбат Уарысбекович, преобразование Таможенного союза и Единого экономического пространства в Евразийский экономический союз — это новая ступень интеграции?

— С моей точки зрения, в истории независимого Казахстана было три больших вызова. Первый был связан с развалом Советского союза, когда Казахстан стоял перед необходимостью создания собственной независимой экономики. Второй, по моему мнению, был связан с введением частной собственности на землю. И третий — вхождение Казахстана в Таможенный союз, Единое экономическое пространство и Евразийский экономический союз. По моим ощущениям, ЕЭС является тем вызовом, который позволит наконец-то показать, чего мы смогли добиться в нашей экономике. Я назвал бы то, что до этого происходило все последние 22-23 года, нулевым классом и подготовкой к вступлению в конкурентоспособную рыночную экономику.

Понятно, что когда осуществляется такой очень важный шаг, который будет определять наше дальнейшее долгосрочное развитие, всегда найдутся и сторонники, и противники. В принципе, логика и тех и других для всех понятна. Другой вопрос: могу сказать, что общество без интеграции не развивалось бы. Если не было бы интеграции, мы, наверное, до сих пор сидели бы при свечах и охотились на мамонтов. Это мое личное мнение. Может быть, это грубое и жесткое сравнение, но без интеграции развитие невозможно.

Это действительно вызов и мы должны просто его пройти. Если мы не сможем пройти этот вызов, тогда о каком вхождении в 30 конкурентоспособных стран мы можем говорить?

— Вы считаете, что любой прогресс невозможен без объединения усилий?

— Любой прогресс, в любых областях общественного развития. Интеграция позволит нам на базе нашей национальной идентичности сделать качественный рывок вперед.

При этом хотелось бы отметить, что недостатка в стратегических документах в Казахстане никогда не было, но реальное экономическое наполнение происходит в результате подписания вот таких договоров и документов. Иными словами, эти связи трансформируются в конкретный результат. И также ясно, что легко этот процесс не будет идти. Но если же брать конкретно по цифрам, то, по данным 2012 года, экспорт Казахстана в Россию увеличился на 36%. И хотя по темпам 2013 года эта цифра была меньше, но сам факт того, что для нас открыт огромный рынок России, достаточно емкий рынок Беларуси — это уже говорит о многом.

— Согласно официальным статданным, основной казахстанский экспорт в Россию составляет сырье: нефть, газ, цветные металлы, продукция металлургии и зерно.

— Имеются еще отдельные группы товаров, по которым мы можем говорить о том, что мы достаточно емкие, но на самом деле — нет. С другой стороны, развивать отдельные производства, ниши нам невыгодно, потому что казахстанский рынок очень маленький. Понятно, что эти многие ниши не заполнены и в России, потому что у нее тоже нет возможностей заполнять все ниши. И поэтому было бы недальновидно говорить о том, что Россия не будет нас пускать на них. Следовательно, у нас появляется возможность войти на этот рынок и заполнять эти ниши по отдельным группам товаров. Не утверждаю, что по всем. Это один момент.

Второй момент: когда говорят о том, что Беларусь и Россия нас немножко “подавят” в плане того, что у них товары дешевле, то это говорит только о том, что мы развиваем экономику не в том направлении. Для каждого потребителя что главное? Чтобы цена была ниже, качество — выше. А это зависит от множества факторов, в том числе от себестоимости товара, от производительности труда. Согласно статистике, в Казахстане производительность труда в 2-3 раза ниже, чем в России, и ниже, чем в Беларуси. Это о чем говорит? Это для нас стимул, для того чтобы мы начали применять новые технологии и уменьшали себестоимость, увеличивали производительность труда. Что это нам даст? То, что наш товар станет конкурентоспособным. И мы, наконец-то, научимся работать в таком конкурентоспособном поле.

Понятно, что многие отрасли мы не развивали, потому что у нас есть рядом Китай. С Китаем, по-моему, соревноваться бесполезно. И в ситуации, когда мы закрыли рынок от Китая, естественно, что мы в какой-то мере оказались в зависимости от того, что цена по некоторым группам товаров выросла. Но если взглянуть на картину в целом, мы же все понимаем, что нам необходимо развивать собственное производство, а не жить только на сырье. И развитие в рамках евразийского интеграционного процесса дает нам эту возможность. Однако, опять же, я считаю, все зависит от личной инициативы каждого человека. Конечно, если мы ленимся, если мы не хотим работать, тогда, конечно, нам не нужны никакие интеграционные процессы.

Если мы хотим достичь успеха, жить не на задворках экономических процессов, тогда мы должны интегрироваться. Между тем очень часто многие эксперты пугают тем, что Казахстан проигрывает по всем почти позициям. В то же время, анализируя периодику и читая научные или околонаучные статьи наших коллег из Беларуси и России, (убеждаемся — КазТАГ) — их ракурс по отношению к своим странам точно такой же. По их мнению, их страна проигрывает при нахождении в Таможенном союзе.

— А кто тогда остается в выигрыше?

— Резонный вопрос. Вопрос в том, что по каким-то отдельным позициям мы выигрываем, а по каким-то — проигрываем. Взять, например, спиртные напитки или сигареты — цены на них в Казахстане растут. До ТС мы могли спокойно завозить алкоголь и табак из разных стран мира, но Россия настояла на том, чтобы мы подняли таможенный тариф. Россия защищает свой рынок. В этом плане мы уступили, но по другим отдельным позициям выигрываем.

— Например?

— По тому же урану или по железнодорожным перевозкам мы выигрываем. Необходимо каждую позицию отдельно считать. Не можем мы по всем позициям выигрывать и нигде не проигрывать, потому что это конкуренция. В любом случае мы вместе, втроем идем на этот рынок, который, вроде бы, уже унифицирован и структурирован Всемирной торговой организацией, другими региональными интеграционными структурами. Мы вступаем в конкурентную борьбу, как говорится, за свое место под солнцем. Всегда же легче вместе идти.

Но самый главный вопрос все-таки состоит в политической составляющей. Союз предполагает какое-то ограничение суверенитета и создание, например, наднациональных органов, которым мы отдаем, делегируем часть полномочий. Наверное, это не очень хорошо, но в мире существуют определенные правила и регламенты, по которым развиваются интеграционные объединения. И если мы будем действовать согласно утвержденным правилам, не думаю, что мы почувствуем особое ущемление и ограничение суверенитета.

Я вижу казахстанский патриотизм не в том, что мы должны ото всех отгородиться великой китайской или великой железной стеной. Патриотизм, по моему мнению, заключается в том, чтобы доказать свое “я” на этом пространстве среди равных, среди таких же.

— Насколько оправданы существующие сегодня в обществе опасения по поводу создания ЕЭС?

— Понимаю опасения. Сам тоже опасаюсь. Видите ли, Россия — это большая страна, страна с неоимперским мышлением. Соответственно, они всегда привыкли видеть в таких странах, как Казахстан и Беларусь не партнеров, а помощников-исполнителей. Партнеры и помощники — это немного разные вещи. Полагаю, руководство нашей страны и России понимают, что этот период уже давно прошел, что даже наличие военной силы и мощи — это не обязательно наличие мозгов.

Буквально на днях внимательно слушал представителя министерства иностранных дел Казахстана, который сообщил о том, что из договора о Евразийском экономическом союзе во многих моментах убрали прямую политическую составляющую. Тем не менее, все равно от политики мы в целом не уйдем. И понятно, что одной из конечных целей интеграционного процесса на постсоветском пространстве будет создание единой валюты.

— Возможно, настороженность происходит от недопонимания вопроса или это не так? Или это вопрос страха?

— Все в совокупности. Недопонимание, например, потому что все-таки переговоры по унификации тех же товаров проводились по каждой группе. Должен быть выработан определенный регламент на каждый товар, будь то пиво, гвоздь или салфетка. Это такая нудная, долгая работа. Не погрешу против истины, если скажу, что большая часть населения не понимает этой работы, да и, в принципе, не должно понимать. Об этом должны говорить, над этим должны работать специалисты и эксперты.

Другая существующая фобия связана, конечно, с действиями России вообще. Потому что у России, если брать в целом, два понимания — или ты друг, опять же, помощник, или ты враг.

— И у США это также прослеживается…

— Видимо, у всех стран, которые претендуют на великую роль, грубо говоря, на роль мирового “жандарма”, это есть.

— Уместны ли сегодня сравнения ЕЭС и СССР? Насколько они уместны, не разные ли это примеры для сопоставления?

— Даже близко нет. В первую очередь потому, что раньше и сейчас во главе стран находится разная политическая элита. При этом в Казахстане к управлению пришли даже уже не младотюрки (многие получившие образование в российских университетах), а новое (болашаковское, получившее образование в западных университетах) поколение, которое занимает ключевые позиции во многих сферах государственной и экономической жизни, в том числе и политической. Люди получали образование, учились либеральной экономике на Западе, они с другим пониманием, с другими целями, с другой ментальностью. Поэтому это некорректное сравнение.

— А противники объединения упорно твердят о возврате к Советскому союзу.

— Знаете почему? Те, кто это утверждают, внутренне хотят к возврату к СССР. Значит, эти люди лелеют, что когда-нибудь это вернется. В моем понимании выходит, что эти люди не нашли себя в этом сегодняшнем мире, в этом современном процессе, который сложился, и им хочется обратиться туда, где они были уважаемы, где они имели какой-то определенный социальный вес.

Но нет такой страны как СССР. Не будет такой страны и в обозримом будущем. Потому что политическая элита, например, Казахстана никогда не поступится возможностью самим управлять. Ни деньгами, ни властью она не поступится. Но при этом нам всем выгодно интегрироваться, а если выгодно — надо тогда действовать.

— Между тем казахстанские власти утверждают, что ЕЭС — это исключительно экономический союз. Может, и вправду наши три государства Таможенного союза создают новый союз, который в корне отличается от прежнего СССР? С другой стороны, мы, как говорится, можем только предполагать, что будет в скором будущем создано.

— Здесь власти немного лукавят. Так, никто не может оспаривать гениальное выражение, что “политика есть концентрированное выражение экономики” и, соответственно, наоборот. Мы выбираем экономическое развитие через политику.

Однако больших побед без ошибок, без поражений не бывает. И если мы не пройдем этот этап, конечно, мы не достигнем определенного успеха. Но я говорю всегда: лучше идти вместе с соседями — у нас есть общая граница, общая ментальность. С другой стороны, как и мои соотечественники, тоже не хочу жить под пятой “великого брата”. Меня, как и многих в Казахстане, это тоже не устроит.

— А если все же отвлечься от негатива, опасений и на минуточку представить, что наши страны создают нечто новое, что в будущем раскроется и будет по-настоящему равноправным и взаимовыгодным союзом?

— Конечно, я согласен, мы создаем новое интеграционное объединение. Будет ли этот союз равноправным, это во многом зависит от нас и только от нас. Но и говорить о том, что он обязательно приведет к успеху, тоже не утверждал бы. Мы сейчас говорим только о плюсах. Мы не можем говорить об успехе, когда еще не прошел определенный цикл. С другой стороны, если мы не ввяжемся в это, тогда как можно говорить о том, что мы проиграли или выиграли?

Поэтому этот союз — это новый вызов. Вот тут мы должны показать свою “крутизну”, что нам дал подготовительный класс, когда мы барахтались сами по себе. Как дальше будет? Я тоже не знаю. Мы можем видеть тенденции. Но мы же понимаем, что если один человек не может вытащить лодку, упавшую в яму, а три человека смогут, то нам лучше объединяться.

И нам не стоит думать, что нас задавят ментально. Необходимо не так ставить вопрос. Надо ставить вопрос так, что мы можем возглавить и управлять этим процессом, что мы можем извлекать наибольшие выгоды. В данном случае необходим другой подход. Конечно, самое легкое — это отказаться от евразийского интеграционного процесса. Однако бояться такого нового не надо, наоборот, надо доказывать, обосновывать свою позицию.

Проблема казахстанской экономики состоит не в том же Таможенном союзе и не в Китае. С моей точки зрения, проблема казахстанской экономики в том, что в Казахстане не существует внутрирегиональной кооперации — нет экономических связей между регионами. Если, например, в Семее или Костанае производятся автобусы по южнокорейской лицензии, то почему-то их не покупают в Казахстане, покупают напрямую в Южной Корее. Или производится какой-то продукт в Восточном Казахстане, а в Южном Казахстане не знают, что производится в другом регионе страны, и едут покупать его в Китай, в Узбекистан, но только не в Казахстане. Самая главная проблема в том, что в Казахстане отсутствуют межрегиональные связи.

— Получается, что мы не сильны в этом?

— Не сильны. У нас межрегиональная связь определяется только с бюджетным кодексом, с отчислением налогов, а экономические, хозяйственные связи очень слабые. И когда, например, для Алматы или для Астаны привозят поезда сельхозпродукции для того, чтобы люди купили, — это просто смех. Это не работа, это не государственный подход. Это частное решение хозяйственного вопроса.

В Казахстане в данный момент нет ни одного бизнесмена, который прошел бы этот полный цикл создания производства, от идеи до производства и реализации товара. Еще раньше говорил о том, что в Казахстане наши предприниматели думают, что они бизнесмены. А на самом деле они — торгаши. И в принципе этот торговый этап должен пройти в истории — это есть закон экономики. Мы это должны пройти, но что-то у нас все равно еще очень много людей, которые занимаются торговлей.

— А почему мы не научились торговать за все последние годы?

— По большому счету, не всегда это получается. В основном торгуют те, которые монопольно сидят на распределении ресурсов и имеют прямое отношение к власти. У нас, видите ли, власть и собственность неотделимы. А должно быть так — власть отдельно и собственность отдельно. Когда будет собственность отдельна, тогда она не будет влиять на принятие решений властью. А власть делает так, как ей выгодно, она же собственностью владеет. Вот когда будет разделение, тогда и будет большой экономический скачок в развитии Казахстана.

— Когда и при каких условиях подойдет к концу в стране это самое время торгашей?

— Пока оно не пройдет. Пока государство не реализует, опять же, государственную программу форсированного индустриально-инновационного развития. Это один из элементов, который позволяет направить государственные деньги на создание добавочной стоимости товара, продукта, то есть создание обрабатывающей промышленности. Да, по ней есть много замечаний, много недоделок, но не делает ошибок тот, кто ничего не делает. Работа же все равно идет.

В конце концов, мир не стоит на месте, мы не стоим на месте, потребности наши не стоят на месте. Соответственно, мы должны пахать и пахать. В 2016 году у нас заканчивается эпоха первоначального накопления капитала и тогда у нас будет более цивилизованный бизнес.

— Исходя из этого, можно ли сказать, то Евразийский экономический союз – продукт своего времени, продукт, так сказать, происходящей в мире глобализации?

— Объединение, интеграция — это просто жизненно важная необходимость. Это веление времени. Если мы хотим перейти на другой уровень, то мы должны объединяться. Если мы будем рассчитывать только на свои силы, то для этого нам понадобится больше времени, денег и людских ресурсов. Все равно экономика каждой страны проходит свое развитие через определенные этапы. И то, что сегодня делается, опять же хочу подчеркнуть, пока это первый шаг. Это от нас, от населения, граждан Казахстана, зависит, как дальше будет идти развитие страны.

— Что вы лично ожидаете от продолжения экономической интеграции на постсоветском пространстве? И каких результатов нужно ожидать Казахстану и его гражданам в перспективе?

— Легче всего сказать, что будет через 50 лет. Считаю, что на самом деле, конечно, будет очень трудно. Потому что некоторый период будет происходить гармонизация процесса, хотя мы уже три года в составе Таможенного союза. Будет наблюдаться определенное недопонимание, потом будет происходить создание каких-то совместных структур экономических, по отраслям. Вдобавок, национальные законодательства нужно привести в соответствие — это уже работа парламентов. То есть очень долгий процесс, сиюминутной реакции не ожидаю. Фактически это затронет реально, думаю, не меньше двух-трех лет.

Вместе с тем нужно отделять экономические показатели от реальных интересов, благополучия простых людей. Одно дело — макроэкономические показатели, но главная цель любых реформ, любых экономических союзов — это все же повышение благосостояния населения и граждан Казахстана. Всех нас. Вот когда это будет, тогда люди будут голосовать не руками, ногами, а сердцем и разумом. Тогда — да. А пока говорить о всеобъемлющей, масштабной поддержке интеграционного процесса в обществе — я поостерегся бы. И если мы этого не получим, тогда мы, естественно, получим обратный результат. Это просто новый вызов и новая работа.

— Благодарю за беседу!

Источник: ZONAkz

от wefund