Под шельфом Каспия находятся крупнейшие запасы природного газа, газового конденсата и нефти. Многие из этих месторождений разрабатываются уже десятилетия и снискали мировую известность. Но есть ли будущее у каспийской нефти? Об этом рассуждает экономический обозреватель Сергей Домнин.
На этой неделе в Акорде состоялась рабочая встреча Совета иностранных инвесторов при президенте республики в формате видеоконференции. Один из обсуждаемых вопросов касался развития и повышения инвестиционной привлекательности нефтегазового сектора страны. Нефтяной сектор, несмотря на наши заявленные ранее планы о диверсификации экономики, остается главным фактором привлечения иностранных инвестиций. Что Вы думаете на этот счет сейчас, когда ситуация в мире меняется и все больше и громче мы слышим призывы «зеленого» движения?
Действительно, казахстанское руководство очень многое связывало и связывает с нефтегазовым сектором, в частности с развитием каспийского шельфа. И в те далекие времена, когда нам обещали нефтяное изобилие, и сейчас. Но на самом деле на шельфе добывается не так много нефти. И основная наша надежда связана с северо-каспийским проектом – Кашаганскими месторождениями. Очень долго этот проект запускался. Связано это было в том числе с большими экологическими рисками. Поскольку Каспий – замкнутый водоем, риски распространились бы на всю акваторию. Были бы очень серьезные проблемы. Часть проблем мы видели в Казахстане, не связанных непосредственно с разработкой на шельфе: выбросы сероводорода, которые происходили на прибрежных месторождениях, которые удалены от Каспия на 20-30 км, но приводили к гибели животных. И аварии очень часто происходили именно на суше. Казахстан эти ожидания по нефтяному изобилию во многом не оправдал.
Почему?
Кроме Кашагана, ни один проект, который делался на шельфе, не выстрелил. Первый блок, с которого ушли, потому что там была сухая скважина, – это Курмангазы, разрабатывался совместно с «Роснефтью». Недавно наши вышла из проекта Жемчужина. Под «нашими» я понимаю прежде всего НК «КазМунайГаз». Сейчас признаются убытки по блокам N и Сатпаев, речь идет если не о выходе, то о минимизации работ. Совокупные убытки, которые признал «КазМунайГаз», в прошлом году превышали 200 млрд тенге. Это полмиллиарда долларов. Большие деньги за ноль добытых баррелей нефти, за ноль перспектив, связанных с этими месторождениями. Ситуация должна была вызвать апатию у критично мыслящих казахстанских топ-менеджеров в нефтяной сфере. Не случайно в последние годы те программы геологической разведки, которые анонсировались, не были в полной мере запущены. Я имею в виду такие программы, как входящие в большой проект «Евразия» – бурение ниже глубины 4-6 тыс. метров. Это уже на суше Казахстан изучил довольно хорошо. Выше точно ничего нет из того, что экономически можно отработать. Все эти ожидания не сбываются на суше, а на море тем более.
На фоне этого есть такая особенность – экономика добычи нефти. Можете о ней сказать языком цифр?
Любые расчеты показывают, что с учетом налогового режима, издержек на транспортировку нерентабельно отрабатывать казахстанскую нефть, когда на суше это в среднем $46-48, а на море на $10 дороже. Притом, как выясняется, у нас особо и нечего отрабатывать на море, это достаточно высокие цены по нынешним меркам. Но проблема в том, что цены сейчас на рынке невысокие, да и не будут высокими, потому что на рынке появились производители сланцевой нефти, а они сильно будут придавливать цену при любом развитии ситуации. Цена поднимается выше $50. А они приходят на рынок и увеличивают предложение. Еще один важный момент, который сейчас происходит в развитых странах, и коронакризис его ускорил – переход к «зеленой» экономике по существу, а не декларативно. Какие-то элементы мы даже у себя в Казахстане видим. Например, активизация инвестиций в ВИЭ. Там даже большая активность складывается, чем в традиционных секторах электроэнергетики.
Кстати, как известно, сейчас у кандидата в президенты США Джона Байдена очень серьезная повестка, как и в Евросоюзе, связанная с возобновляемыми источниками, переходом на нулевые выбросы парниковых газов.
Совершенно верно. Все это будет не только давить цены на нефть вниз, но и существенно ухудшать условия финансирования нефтяных проектов и всех проектов, связанных с ископаемым топливом. То есть хочу подчеркнуть, что такого притока иностранных компаний мы в Казахстане не увидим. В России этого притока и не наблюдалось, там свои сильные компании. Но все эти компании переходят на работу по другим правилам. Ко всему этому добавляются вопросы, связанные с политическими моментами. Мы помним, как не удалось запустить проект Транскаспийского газопровода. Как очень долго этот план вынашивали и очень хотели реализовать Туркменистан и Азербайджан. Формально этот проект был отложен на неопределенный срок из экологических соображений. Понятно, что во всех этих условиях действующие проекты будут отрабатываться до предела. Инвестиции достаточно большие, что у «Лукойла», что у консорциума, который сейчас разрабатывает Кашаган. Около года назад Кашаганский консорциум отказался от разработки еще двух месторождений – Хазар и Каламкас-море – нерентабельно при нынешних ценах. Помимо всего этого, у нас есть серьезные экологические проблемы, которые никуда не уходят. И дело даже не в том, что произойдет на море. Как я уже говорил, в Казахстане серия случаев, когда аварии, происходящие на установках подготовки нефти и газа, происходили. Это очень большой риск для экосистем и для людей. Возможно, в какой-то момент придет осознание, что это слишком большой риск для того, чтобы продолжать добывать углеводороды на Каспии.
Кульпаш Конырова
Источник: inbusiness.kz