Сначала было слово: в марте 1994-го в стенах МГУ президент Казахстана Нурсултан Назарбаев впервые озвучил идею будущего интеграционного объединения. Затем был создан Таможенный союз, и вот уже полтора месяца функционирует Евразийский экономический союз. Что дальше? Ответить на этот вопрос, как оказалось, непросто.
«Когда мы создавали ТС, у нас была цель – Евразийский экономический союз. ЕАЭС создан. Но какова его великая цель? Дело не в том, как разъяснять это населению, речь идет о внутренней проблеме самого ЕАЭС. Например, возникает проблема оценки эффективности, которая измеряется приближением к идеалу. У нас же за расчет эффективности берутся дежурные показатели – ВВП, товарооборот», – отметил в ходе заседания экспертного клуба «Мир Евразии» генеральный директор консалтинговой компании «Алмагест» Айдархан Кусаинов.
– Мы знаем, что ожидают от создания ЕАЭС наши чиновники. Это, как известно, рост товарооборота, ВВП и доходов населения, увеличение занятости, потребительского спроса. Теоретически должны выйти на новый уровень своего развития экспортоориентированные отрасли, энергосектор. И все-таки каждая страна в понимании того, какого успеха она хочет добиться от ЕАЭС, отличается от других участников, – считает политолог Эдуард Полетаев. – Казахстан акцент делает именно на экономике, на четырех свободах и новых импульсах развития. Для Армении плюсы связаны с легализацией трудовых мигрантов, с тем, что страна находится в транспортной изоляции, и, естественно, часть товаров станет для населения дешевле. Для Кыргызстана, который вступит в ЕАЭС в мае 2015 года, это шанс на улучшение экономики. Президент республики Алмазбек Атамбаев не случайно объявил 2015-й годом укрепления национальной экономики.
В целом понятие успеха связано с наличием конкурентных преимуществ интеграции, поясняет политолог. Но довольно трудно определить единые, согласованные критерии, по которым можно было бы считать свершившимся фактом становление того или иного интеграционного объединения как эффективного. Ведь даже в Европейском союзе, который считается одним из лучших образцов интеграционных объединений, есть немало скептиков, которые негативно оценивают его перспективы. Более того, периодически появляются разговоры о выходе той или иной страны из ЕС.
– Многие интеграционные объединения не в состоянии определить правильные приоритеты развития, потому что динамика внешней среды постоянно корректирует планы. Рынок тоже формирует приоритеты. Вот характерный пример: как только цена на нефть упала, сразу же появилось очень много скептиков в отношении перспектив интеграции, – говорит Эдуард Полетаев. – И все-таки, на мой взгляд, необходимо четко определить критерии успеха Евразийского экономического союза. Рост товарооборота и ВВП – емкие, но недостаточные критерии, поскольку успех определяется не только этим. Так, китайские экономисты еще в 2006 году определяли перспективы на ближайшие 100 лет. По их расчетам, КНР только к 2100 году планировала занять место в десятке развитых государств мира. Экономисты делали упор на три показателя – ВВП на душу населения, долю сельского населения и отношение сельскохозяйственного валового продукта к общему ВВП. Это актуально, поскольку экономика Китая держится в основном на городских жителях, крестьяне зарабатывают гораздо меньше. В итоге средняя статистика показывает не очень высокий ВВП на душу населения и не очень высокий уровень жизни. В Финляндии, стране, у которой все в порядке и с товарооборотом, и с ВВП, критериями успеха являются исследования и развитие. Именно поэтому Nokia, которая когда-то выпускала калоши и шины для велосипедов, стала производить мобильные телефоны.
По мнению Полетаева, странам ЕАЭС полезно было бы оценивать степень модернизированности экономики, преобладания индустриального сектора над аграрным, степень урбанизации населения, развитие образования, здравоохранения и многих других сфер. «В бизнесе методом оценки успешности той или иной компании является формирование системы сбалансированных показателей, которая позволяет достаточно полно отразить ее деятельность. Подобный системный подход можно применить и в оценке деятельности ЕАЭС», – резюмировал он.
Айдархан Кусаинов уверен, что будущее интеграционного объединения зависит от того, смогут ли страны выработать новую, скоординированную экономическую политику. Но также он убежден, что ЕАЭС нуждается в какой-то общей идее – некой «путеводной звезде». Между тем доктор философских наук, профессор Казахстанско-немецкого университета Рустам Бурнашев считает, что сосредоточиться нужно на решении конкретных вопросов:
– Как человек, социализировавшийся в период распада Советского Союза, я негативно отношусь к идеологии. Мне кажется, что проблемы возникают как раз из-за того, что мы сильно идеологизируем процесс. Началось это с некой эйфории в процессе обсуждения перспектив Таможенного союза, потом ЕАЭС, как глобального процесса, носящего не инженерный, не технический, а именно идеологический характер. Более целесообразно, на мой взгляд, отказаться от идеологизациии и заниматься решением насущных проблем.
Между тем главный научный сотрудник Центра военно-стратегических исследований Андрей Хан отметил, что цель и идея у ЕАЭС уже есть:
– Если вспомнить Вильнюсский саммит Восточного партнерства, метания Украины между ЕС и ЕАЭС, потом Майдан, то приходит понимание того, что создание Евразийского экономического союза в какой-то мере спровоцировало противостояние Запада и Востока. Но совсем не факт, что это противостояние не обострилось бы в отсутствии ЕАЭС. Возможно, мы являемся свидетелями восстания «третьего мира» против гегемонии «золотого миллиарда». Или же мы можем говорить, что идет битва за биполярный мир, которая может легко перерасти в битву за многополярный. Но если предположить, что мы вступаем в стадию приближающейся Третьей мировой войны, а поверить в это в предлагаемых обстоятельствах не так сложно, то ответ на вопрос об идее существования ЕАЭС достаточно прост.
Европейский союз, создавался не просто как Объединение угля и стали, он создавался еще и для того, чтобы в Европе, которая стала источником самых страшных войн в ХХ веке, больше их не было. Чтобы европейские страны превратились в единый организм с общей идентичностью, который мог бы полноценно развиваться в атмосфере взаимного доверия. Уже потом как локомотив развития, как инструмент появились экономические программы. Не секрет, что ЕАЭС во многом строится по аналогии с ЕС, и точно также соображения безопасности здесь являются ключевыми. Если мы возьмем полный список предполагаемых членов, после вхождения которых, на мой взгляд, расширение будет достаточно проблематичным, то речь идет о шести странах ОДКБ, пока их четыре. То есть ЕАЭС будут представлять страны, объединенные системой коллективной безопасности.
Андрей Хан провел еще одну аналогию: по его словам, точно также как ЕАЭС стремится походить на ЕС, ОДКБ стремится походить на НАТО. Причем, вступление в Североатлантический альянс является обязательным для членства в Евросоюзе, хотя участие в НАТО само по себе не обеспечивает вхождение в ЕС. Как все это может отразиться на целях и перспективах ЕАЭС? По словам представителя Центра военно-стратегических исследований, идеи развития и наполнение интеграционного объединения могут поменяться под влиянием внешних угроз.
– Если конфронтация будет усиливаться, терроризм, угроза ИГИЛа, военная составляющая в конфликтах и противоречия будут нарастать, то Казахстан будет вынужден перейти на мобилизационную экономику, как это уже сейчас делает Россия, – заявил Андрей Хан. – Речь идет об усилении военно-промышленного комплекса, усилении армии, опоре на собственные силы, полные циклы производств. Как известно, Россия сегодня пытается превратить ВПК в локомотив своей экономики.
Сильная армия, конечно, никому не помешает. Однако для развития бизнеса мобилизационная экономика – не самый лучший вариант. Как пояснил Андрей Хан, при такой модели конкуренция попадает под давление государственных и национальных интересов.
Впрочем, это лишь одна из версий того, как и для чего будет развиваться ЕАЭС. Может быть, на данном этапе великая цель и вовсе не нужна, и можно ограничиться достижением целевых индикаторов. По крайней мере, так считает директор Института международного и регионального сотрудничества при Казахстанско-немецком университете Булат Султанов, который в очередной раз провел аналогию с ЕС:
– Вспомните вехи: 1951 год – Европейское объединение угля и стали, 1956 год – общий рынок. Европейцы создавали общий рынок более 30 лет, и все это время они обходились безо всякой идеологии. И только потом они решили создать Европейский союз, потому что почувствовали, что могут конкурировать с США и могут создать новую валюту. Поэтому нам сейчас не нужно ставить идеологические задачи, говорить о каких-то прожектах. Мы создаем общий рынок. Все! Этот общий рынок должен заработать, чтобы каждый гражданин почувствовал от него дивиденды. Подчеркну, мы строим экономический союз и будем строить. И этим мы ограничимся на 10, 20, 30 лет. А потом уже пусть следующее поколение думает…
Юлия Майская
Источник: Nomad